В детстве я жил в деревне. Даже не в деревне, нет – в хуторе. Или даже так – НА хуторе. Совершенно классическом таком хуторе, находящемся если и не в жопе мира, то где-то явно поблизости. Из всех благ цивилизации присутствовало только электричество. И то эпизодически, так как на дворе стояли радостные девяностые, а в стране свирепствовали первоначальные накопители капитала и веерное отключение. Вода – на улице, в колодце. Тепло – на улице, в бункере с углём. И для того, чтобы это все появилось дома, приходилось приложить немало усилий. Мать с отцом работали, посему это великое дело – снабжение дома водой и теплом, лежало на моих подростковых плечах.

Но вот однажды случилось чудо – до нас дошла газификация. Это самое голубое чудо, которое очень много людей воспринимают как само собой разумеющееся приложение. Но для нас – это действительно было чудо. Мы готовились больше года. Мы собирали деньги, договаривались о переделке печи, покупали счётчик. И вот день настал. К нам пришли люди в спецовках и возвестили о начале работ на нашей стороне улицы, забрали деньги, осмотрели места подвода трубы к дому, раздали кучу заданий и удалились в сторону визжаще-рычащих звуков работающей техники.

Завтра они будут у нас. А через недельку мне уже не придется каждый день колоть антрацит, таскать тяжеленную угольную пыль, не придется вставать ночью, чтобы подсыпать в печь топлива… Чудо было всё ближе. Надо было только ещё немного сделать. Конкретно – спилить деревья перед домом, мешающие установке трубы. Всего лишь. Взять и спилить. Два невысоких, нетолстых, спокойно поддающихся ножовке деревца.

Я сделал это. Но запомнил на всю жизнь.

Деревья были вишнёвые. Знаете, такая крупная, почти черная вишня. Я не знаю, как она правильно называется, но мы на хуторе называли её «шпанка». Вкуснейшая штука, и просто так есть, и в компоте (до сих пор оставшемся моим любимым), и в варенье. Моя комната выходила окном как раз на них, приходилось даже пару раз обрезать веточки, лезшие в форточку. Старые, корявые деревья, такие удобные для лазанья по ним, для сбора урожая. Мне казалось, что эта вишня уже просто сроднилась с человеком, за несколько десятилетий жизни рядом с ним, вырастила веточки-ступеньки, веточки-уступы, чтобы человеку было удобнее залезать и срывать спелую ягоду. Даже шпенёчки вырастить не позабыла, чтобы на них ведерко вешать. Весной – красота, запах прямо в форточку, особенно густой и насыщенный с утра, до того сильный, что будил меня раньше будильника. Летом – вкуснота, тень, полазить можно. Осенью – закрутки всякие, все в дело – и ягодки, и листики, даже молодые веточки. Ну а зимой есть закрученное осенью, само собой.

Эти деревья казались мне родными, неотъемлемой частью жизни, чем-то таким настоящим, вечным, живым. И я их спилил. Я почти плакал, когда пила вгрызалась в ствол. Мое сердце оборвалось, когда они упали. Распиливая их на дрова, я чувствовал себя режущим человеческое тело. На следующий день, когда уходил в школу, я увидел, что и деревья могут плакать. Пенёчки моих вишен были залиты смолой, залиты слезами от обиды за людскую неблагодарность, как мне показалось. В тот день я не пошел в школу. Прошатался весь день по городу, в который нас возили учиться, пиная всякую хрень по улице.

Не спилить вишенки было нельзя. Газ в дом – это важнее. Я это понимал и тогда, тем более понимаю сейчас. Но с тех самых пор, я не могу равнодушно смотреть, как убивают деревья. Любые. Даже если это действительно необходимо и полностью обосновано, ком подкатывает к горлу, когда исполин, растущий уже не один десяток лет, или молоденькое, только-только сформировавшееся деревце падает на землю. И уж совсем меня бесит, когда уродские «коммерсанты» губят столетние деревья, чтобы поставить на их месте очередной вонючий ларёк с какой-нибудь шаурмой. Дерево стояло сотню лет, и еще столько же простоит, а сраный ларёк через год уже никто не вспомнит.

Люди! Не губите деревья, только благодаря им мы живем, только благодаря им мы дышим, благодаря им мы такие, какие есть. Дерево тоже живое, мне кажется, все рано или поздно это понимают. Просто очень хотелось бы, чтобы рано, а не поздно.